Несколько лет назад у меня был волшебный друг, который придумывал всякие занятные штуки творческого характера. Например, он вёл скетчбук блог, к которому можно было присоединиться чтобы делать рисовальные задания вместе. Ещё был читальный клуб ( собирались раз в неделю-две и читали отрывки из любимых книг в скайп-конференции, а я люблю читать и мне жутко нравилось) и клуб писательский, где все по очереди задавали темы и надо было тоже за пару недель что-то написать).
читать дальше, лонгрид
Он наверное до сих пор что-то придумывает, просто я больше с ним не общаюсь.
К чему я всё это, тут под новый ноут и новую жизнь стала разбирать старые завалы и нашла черновики, что я делала для писательского клуба.
В общем, вот они. Пусть тут лежат, я без претензий, мне чтобы не забыть, что и такое было. Аффтарская орфография сохранена 
Вроде я ничего не перепутала и все они действительно мои... (сомневаюсь немного про колодец)
1. Колодец
-Когда ты постучал, я не удивился.
-Охохо, почему же?
-Я ждал два дня назад. А потом перестал.
-Я был неожидан!
-Ты был не ждан. Понимаешь, я уже перестал ждать. Это совсем другое.
-Ты совсем мне не удивлен?
-Да.
-Плохо дело, парень.
-Очень.
-Только сперва вот, поешь.
-Не хочу.
-Я знаю. Но для меня очень ОЧЕНЬ важно, чтобы ты поел. Пожалуйста, поешь...
-Хорошо, что ты поел.
-Почему?
-Я рад! А у тебя появятся силы.
-На что?
-Увидишь.
-Хорошо, что у тебя есть вода.
-…
-Эээй! Хорошо, что у тебя есть вода!
-Наверное.
-Сколько осталось?
-Почти пол-фляги. Я экономлю.
-Ты молодец, парень.
-…
-Что будешь делать теперь?
-Тебе интересно? Только честно.
-Не очень. Спрашиваю из вежливости. Нужно как-то поддержать разговор.
-Плохо дело, парень.
-Без тебя знаю.
-Тебе когда-нибудь приходило в голову, что может быть что-то не нужно?
-Как тебя угораздило? Главное упал как удачно, ни одного перелома!
-Ноготь сломал на большом пальце. Вот. Видишь?
-Болит?
-Не чувствую.
-А что чувствуешь?
-Ничего.
-Знаешь...
-Ты достал меня.
-Что?
-Ты. Меня. ДОСТАЛ.
-Мне молчать?
-…
-Зря ты так. Ты на дне колодца между прочим.
-Я заметил.
-Ты тут один просидел почти три дня!
-Я считать умею.
-И тут – я! К тебе пришёл. Между прочим, я...
-Я – последняя буква в алфавите.
-А сам-то...
-Может быть тебе чего-то хочется?
-Нет.
-Совсем-совсем?
-Совсем. Умереть.
-Дно колодца – плохое место, чтобы умирать.
-Вот ты в детстве ловил бронзовых рыбок в прудах над болотами?
-А как же! Лучшие рыбки на свете!
-Взрослые глупые так их боялись...
-А мне как раз очень нравилось, что у них четыре глаза.
-Вот. И мне.
-Все говорят, что в центре Вселенной – Черная дыра.
-Балбесы, не знают, что настоящая дыра – во мне.
-Как думаешь, зарастёт?
-Болото вон и то заросло. На болоте теперь лес.
-Когда умру, на мне тоже будет лес.
-Ну я пойду...
-Как? Уже?
-Ха! То не разговаривал со мной, в молчанку играл, значит, а тут расстроился.
-Останься, может?
-Нет, пора. Надо идти дальше. Тут я своё дело сделал. И ты, кстати, тоже.
-?
-Ты упал в себя, а я тебя вытащил.
-Просто говори со мной, ладно? Мне очень важно будет слышать твой голос. Мне в какой-то момент будет хуже слышно, но я всё равно слушаю, а ты всё равно говори.
-Издеваешься? О чем я тебе тут буду говорить?
-Придумай!
-…
-Расскажи про дно колодца, просто описывай, что видишь вокруг.
-Ты всё это видел сам.
-Нет, не видел.
-Болван что ли, ты сидел тут со мной почти целый день!
-Нет, я ничего вокруг не видел, я смотрел внутрь тебя.
-Ну хорошо. Что я вижу. Что вижу. Дно. Пустоту вижу. Темно здесь. Пахнет... сыростью. Землёй и камнями... Как в детстве в старом финнском сарае.
-Ага, а что ещё?
-Ещё? Да ничего больше.
-Совсем?
-…
-Эгегей?! СОВСЕМ - СОВСЕМ?
-Ну камни. Камни тут... Большие.
-А сверху что?
-Сверху ничего.
-Совсем-совсем?!
-Блин.. ну там свет очень тусклый... там мир наверху...
-Там голоса...
-А?
-Нет, серьезно! Я слышу голоса!
-Почти тебя не слышуууу!!! Громче!!
-ТАМ ГОЛОСААААА!
-Ты слышала? ЭЛ?! Там есть кто-то! Кроме шуток! Из колодца кто-то мне крикнул! ЭГЕГЕЙ! ВЫ ТАМ? ВЫ КТО?
-Я? Я – рабочий Стоул и бразерс! Меня зовут Джереми Трем! Я провалился сюда четыре дня назад!
-Эл, это тот парень, которого три дня ищут! ЧЕРТ! СЭР, ВЫ РАНЕНЫ?
-Нет, я цел.
-СЭР, МЫ БРОСИМ ВАМ ВЕРЕВКУ! ОДИН МОМЕНТ! Элра, звони скорее! Бедняга всё это время был в колодце, с ума сойти...
2. Airy and herself
Вообще, Айри никак не рассчитывала, что ей придется возиться с четырехлетним ребенком. Как-то она иначе себе представляла ближайший месяц, полный сложных рабочих задач, срочностей и ежевечерних слезных звонков от матери. Но Доктор очень настаивал. Других вариантов не было.
И в конце-концов, нельзя же выкинуть ребенка просто так на улицу! Раз уж он сидит, болтает ногами и обнимает плюшевого зайца.
Девочка быстро уставала и становилась задумчиво-грустной. Для Айри это было очень не привычно, с её дикими темпами, бегущей походкой и постоянными быстрее. Ей пришлось учиться ходить не спеша и сидеть на скамейках.
- Хочу хлеба.
- Хорошо, дойдём домой я тебе дам хлеба.
- Нет. Я хочу хлеба прямо сейчас - упрямо и немного обиженно проговорила девочка, впрочем, себе под нос и уже не глядя на Айри.
Пришлось зайти в полуподвальный магазинчик, на выбор там были самые разные буханки - с зернами, с изюмом, со специями, но девочка выбрала сама обычный Столичный хлеб, половинку и сама отнесла на кассу. Ей очень нравилось что-то делать самой и Айри не мешала. Заплатили пятнадцать рублей. Шли дальше по мостовой, а Айри думала, что никогда ещё не ела такого вкусного хлеба, разве только в детстве.
Потом ей точно так же прямо сейчас пришлось идти на аттракционы, в кино, в зоопарк, в планетарий, в музей кукол, в парк, в другой парк, на пляж перед Петропавловкой, в лавку с тканями, в магазинчик товаров из Индии, на выставку бабочек и - о боженьки - в музей современного искусства.
Был теплый поздний сентябрь, листья уже облетали, но солнце ещё грело. Айри безумно нравилось вот так гулять, по одной улице, по другой, без разбора и без четкого плана, или сидеть на скамеечке под большим деревом и отдыхать. Она покупала сахарную вату, мороженое, пирожное, морковки, разные фрукты - просто в невероятных количествах. Под заливистый девчачий смех пришлось попробовать картофель-фри с мороженым, потом пересмотреть все мультфильмы Миядзаки и классические советские.
Девочка сидела на полу в просторной комнате чуть в сторонке от полосы солнечного света, падавшей через огромное окно. На ней было нарядное простое, но при этом очень красивое платье. У того, кто его выбрал должен был быть замечательный вкус.
Айри очень хорошо помнила этот день. Послезавтра должен был быть большой школьный праздник. Ей нужно было читать длинное пафосное стихотворение про школу и друзей со сцены актового зала. Накануне мама купила ей новое платье, в магазине ей разрешили самой выбрать, конечно она увидела самое красивое платье на свете, но оно не понравилось маме. Айри плохо помнила, каким чудом ей купили именно то самое платье. На следующее утро счатье закончилось для Айри навсегда. Что-то случилось по возвращении со школы, Айри недосмотрела, не заметила, не защитила и кто-то "вселился" в бабушку и стал руководить ей. Больше никогда после этого бабушка не читала Айри вслух и не гладила её по голове.
- Папа... я красивая...
- Нет, грубо отрезал отец - и платье это дурацкое. С ТАКОЙ дочерью я ни на какой праздник не пойду! ТАКАЯ дочь мне не нужна!
Айри умела ходить быстро и бесшумно. Медленно и тихо она подошла поближе и ей страшно захотелось взять ребенка на руки. Нет, дикий зверёк не любит телячьи нежности, тем более, когда отчаянно в них нуждается. И Айри просто присела рядом.
- Знаешь, это он не серьезно. Просто сильно разозлился. Он совсем не это имел в виду...
Но голос дрогнул, потому что обманывать не хорошо.
- А мне всё равно. И мне обидно слышать это от человека, которого я люблю больше всех на свете...
Тогда Айри решила, что больше не будет обманывать.
-Послушай... Человек, которого ты любишь больше всего на свете - это я. Послушай меня внимательно, ТОТ, КОГО ТЫ ЛЮБИШЬ БОЛЬШЕ ВСЕГО – Я. Я здесь. И я люблю больше всего тебя. И обещаю беречь тебя и быть всегда рядом...
Девочка подняла голову и очень внимательно заглянула Айри в глаза.
- И уж тем более я ни за что не скажу тебе вот таких вот глупых гадостей!
Девочка улыбнулась, а потом рассмеялась и смех её сверкал солнечными зайчиками.
Айри глядела в озаренное счастьем детское лицо и думала “Надо же, какие у меня красивые глаза!”
3. Крылья
- Дорилайма! ДО-РИ-ЛАЙ-МА!!! Где отчет?!
- Как есть сейчас будет, Шеф!
Дорилайма был рыжий, высокий и хуже всех на курсе. Поразительно, как только его взяли в лабораторию. Тем не менее, в первый же год работы он показал лучшие результаты среди асперов, найдя три дополнительных доказательства теории Ландо и поставив блестящие по тем временам эксперименты для их подтверждения. Комиссия находилась в шоке. Пожалуй, это был первый на памяти Шефа случай, когда студента вытянули за уши. Вспомнить только, он лично ходил беседовать с заведующей кафедры Космической Гигиены! Подумать только – упрашивал дать Дорилайме седьмую попытку пересдачи.
Заметки на полях: перечитать последнюю - Кристова. Ревизия в схемах. Полить аспарагусы.
Тот факт, что Дорилайма задерживал отчет был косвенным признаком серьезных проблем. Шеф занервничал.
Шеф в состоянии нервическом от Шефа в обычном, спокойном состоянии отличался ничем. Просто он в какой-то момент путал папиросу с ароматной палочкой, чертыхался про себя и продолжал работать.
“Показатели в норме, процесс движется согласно плану, это в норме, то в норме...”
Шеф судорожно затянулся. Мята, таволга и клевер наполнили Шефа изнутри и он стал немного похож на волшебные земные стога на картине над столом.
“Вот же дьявол”, подумал Шеф, отыскал глазами папиросу и продолжил чтение.
- Дорилайма!
- Ай..
- ...ну?!...
- Теньер сбежал.
- Причина?
- Сказал, больше не может это выдерживать.
- ”Это”?
- Говорит, невозможно. Бесчеловечно, говорит. Я пытался его удержать. Показывал их анализы, объяснял, не помогло. Заладил как психованный – “мы не боги”, “да кто мы такие”. Сказал, что не может больше смотреть в эти глаза, сказал, что мы их мучаем не понятно за что.
“Как же, не понятно – за теорию реакции ответа спящих на гипервоздействие...”
- Он в курсе … - начал было Шеф, но с первого слова понял, какая это глупость – конечно Теньер был в курсе, что людей содержат в самых хороших условиях, на какие только способна лаборатория, у них и сбалансированное питание, и физические упражнения и даже досуг, с учетом расовых особенностей, а в конце эксперимента у них безопасным способом стирают память... Шеф взглянул на стога и на секунду захотел быть на месте этих людей ...питание... досуг... память.
- Где он?
- Отбыл сегодня утром с третьим транспортным на Кольцо. Я провожал... К тому, что он точно в корабле... Выглядел плоховато он...
Быстрые заметки на полях: Идиот. ТЫ Круглый. Идиот. СРОЧНО вызвонить Корнакова.
“Пусть бросает все к черту и едет на Кольцо. Пусть тыкает Теньера, говорит с ним или что там у него... арт-терапия?”
Шеф снова посмотрел на стога
- А ты?
- Что я?
- Ну...
- А! Мне норм...
- Отлично. Продолжай двигаться по плану. Пока ничего не меняй...замени Теньера – временно! – студентом, который по обмену.
- Окей, Шеф.
- На связь через два дня со следующим отчетом.
- Окей...
Записки на полях: учись на своих ошибках. Кристов, последняя, опечатка на пятой страни...
-ШЕФ!
Шеф моргнул.
-СЛУЧИЛОСЬ!!!
Шеф затянулся стогами.
-У мальчишки растут...
- Подожди, балбес! Рано ещё! Может у него горб растёт?!
- Вовремя, Шеф, ох – вовремя! Крылья, точно крылья! Он уже может ими двигать!!! Мальчонка молодец, совершенно не боится!
“Уже может двигать...” Самодовольство Дорилаймы иногда раздражало Шефа. “Ах ты, хитрый, рыжий двоечник...”
- Скорость?
- Несколько сантиметров в минуту. Очень быстро! Уже около двадцати сантиметров! Дальнометр барахлит... Племени сообщено! Насколько я могу судить, они очень взволнованы! Они готовят ритуал “Ура-крылу”! И ещё два – на всякий случай – “Благодарность” и “Небесный”!
“Поразительно, всё-таки, - подумал Шеф – как среди сотен тысяч письменных свидетельств одно оказывается правдивым... И на что способны спящие гены, именем Ландо, это поразительно!”
“А потом будет второй, а потом – третий... или третья” – размышлял Шеф, слушая доклад своего бывшего студента - Этих бедных ребят, которые сидят сейчас в комнатах в лаборатории можно будет отпустить по домам, к их женам и детям...а впереди их ждёт прорыв! Такой прорыв, о котором они и мечтать не могли...”
Прежде чем затянуться, Шеф посмотрел, что берет в руку, ухмыльнулся и вычеркнул на поле “учись на своих ошибках”.
Но “молодец” рядом писать не стал. Не прыгнули ещё.
4. Дно колодца
Теньер сидел на самом дне самого себя.
Он воспринимал это именно так: большая, несуразная, инертная, мёртвая оболочка - то тело, с которым разговаривают все эти люди. Машина, бессмысленный механизм, который нужно кормить, когда он требует, и который в какой-то момент засыпает. И он, настоящий он - маленький, крошечный человечек, замёрзшая, истекающая кровью точечка, сжавшаяся где-то внутри этой машины, окруженная непролазной бесконечной тьмой.
Теньер её не боялся. Тьма была вокруг него всегда. В конце-концов, она его спасала какое-то время. В конце-концов, тьма была единственным, что он чувствовал последние пять лет. Кроме пустоты.
Единым во всех гранях Теньер чувствовал себя только во сне. Но спать долго было нельзя. Нужно было делать дела. Двигать какие-то миры, что-то готовить, во что-то одеваться, куда-то идти, но самое главное - делать вид, что ты функционален. Чтобы никто не догадался.
Что делать, если догадаются, Теньер не знал и старался об этом не думать. Он был хороший актёр в конце-концов, почти первоклассный.
На самом деле, он больше всего на свете хотел, чтобы кто-нибудь догадался и больше всего на свете боялся, что догадаются. Ни тот, ни другой страх не осознавался им в полной мере, только глухо где-то подвывало, но об этом тоже можно было не думать.
Мысли открывали где-то под ребрами какую-то дыру и она потоком очень болезненно кровоточила. Боль была зверской, сильнее, чем рана от ножа на пятилетнем мальчишке-Теньере, когда пьяный сосед отмахнулся от назойливого раздражителя и даже сильнее, чем открытый перелом на восьмилетнем мальчике-Теньере, когда он упал с дерева на бетонные плиты.
Физическое тело умно, и в битву с болью оно выпускает внутренние наркотики, и эта боль становится мягче, она совсем не как другая, та, против которой помогают только наркотики внешние. Казалось, что это боль мировой ненависти, безразличия всей вселенной, сколько не мог вместить один человек. И Теньер тоже не мог. В глазах темнело, в голове тупело. Мы сейчас умрём, говорило тело. Сделай что-нибудь, говорило тело. Теньер делал единственное, что умел - закрывал дверь. Дверь нужно было захлопнуть как можно крепче, закрыть все замки на ней и задвинуть её чем-нибудь потяжелее. Чтобы то_что_сидит_за_дверью не могло даже существовать, потому что один факт его существования темнил глаза, тупил голову и был смертью как таковой.
Так Теньер закрывал двери. Одну за другой, одну за другой. Он закрыл их несколько десятков, до такой степени, пока от всей его жизни остался один только прямой коридор. В конце которого должны были закончиться его страдания.
Время пришло, решил Теньер.
Кто-нибудь, наверное, поплачет. А может быть расстроится. Но для Теньера это ничего не значило, он чувствовал только тьму.
Не то, чтобы он не пытался выбраться наружу, сам из себя. Напротив. Он до последнего наивно верил, что невозможного нет, что исправить, починить можно всё, но пока он надеялся, тьма ела его изнутри.
Мир был где-то там далеко, бывало, что люди подходили к Теньеру и спрашивали его. И тогда он, настоящий - маленький он - из последних сил кричал там глубоко внутри, плакал и кричал до рвотных позывов, в кровь разбивая кулаки о темноту. Но хорошо дресированная оболочка знала свое дело: она улыбалась, кивала, шутила дежурные шутки, какие-нибудь из тех, которые понравятся среднестатистическим людям. И люди улыбались ей в ответ и уходили. Смотри, говорили люди - какой воздух! какой закат! какое чудо! Теньер смотрел. Он был хорошо дрессирован. Он знал, почему закат и каков уровень кислорода, и откуда и как берутся дети. Это не вызывало в нём ничего, потому что видел он только тьму, а от мира был надежно отделён пустотой. Зато его знание давало оболочке возможность кивать, улыбаться и что-то говорить, что нравилось среднестатистическим людям. И люди улыбались в ответ и уходили. А маленький, настоящий Теньер беспомощно падал на колени и плакал один в темноте пока не пересыхали моря.
Ему очень хотелось снова быть целым собой, но для этого нужно было очень крепко заснуть.
Кира чувствовала, что что-то с Теньером не в порядке. Сложно было понять, что именно.
Чисто внешне всё было хорошо. Отличное окончание вуза, хорошая работа.
Теньер был умен, спокоен и задумчив. Коллеги и друзья любили и уважали его за всё, некоторых иногда даже раздражала его "идеальность". Всегда аккуратно одет, всегда вовремя, всегда вежлив.
С личным вот как-то не срослось, думала Кира. Не то, чтобы срослось прям у всех вокруг, так что конечно это не страшно, да и он как-то всегда стремился быть больше один...
Несколько лет назад он внезапно, молча и тихо ушёл из группы. Предупредил всех накануне, проставился и больше никогда не приходил, не писал и не звонил. Ребята до сих пор не могли найти замену, но говорить ему не хотели, злились. Дураки.
Она не спала, лежала на спине, глядела в потолок и думала. Периодически её накрывало какое-то мутное беспокойство, она стискивала руку Максу, который давно сладко сопел. Макс мычал что-то во сне и Кира опоминаясь разжимала руку. Теньер. Что с тобой, дружище?
Потом он постепенно перестал общаться с роднёй. Родня решила, что очень занят, пожимала плечами, писала сообщения на праздники. Теньер всегда очень вежливо отвечал. Родня пожимала плечами: живой и ладно. Дураки.
Кира видела, как он сжёг папки со своими детскими и подростковыми рисунками и черновиками. Она бежала, но останавливать было поздно, а из костра доставать - нечего. Теньер улыбался ей и отвечал что-то про глобальные чистки, погоду и какую-то ерунду, и был он так спокоен, что она поверила. Дура.
Теньер спас Макса. Пока все стояли в шоке на набережной, именно он бросился в воду.
Макс нежно любил Теньера и любил поболтать с ним, но "лишний раз" старался не звонить, ведь Теньер так занят. Дурак.
Теньеру можно было звонить в любое время. Теньер всегда был рядом. И всегда умел помочь. Кира не знала более надежного и доброжелательного человека, чем он. Даже Макс мог подвести. Она снова сжала руку. Макс, любимый, чудесный Макс был немного разгильдяй и мог подвести. Но не Теньер.
Что с ним не в порядке?
Последние несколько лет Кира чувствовала это смутно, а теперь поняла. Осознанно или нет, но по какой-то причине Теньер наращивал стену между собой и ей, между собой и всем миром.
Я достучусь до него, думала она. Я достучусь до тебя, братец, слышишь? Потому что это важно, потому что... я хочу, чтобы ты был!
Кира думала. Где-то за стеной был Теньер и с ним что-то происходило, что-то такое, что ей очень не нравилось. И это что-то... оно как будто... ело Теньера!
Кире стало страшно, она вскочила, закурила было в кухне, но страх сказал ей, что времени терять нельзя ни минуты.
Растолкать Макса было не легко. Всё же он проникся её беспокойством, сам сел за руль. Она объясняла по дороге, как могла, на пальцах.
Кира у меня умище, думал Макс, поднимаясь по лестнице. Звук её голоса становился глуше, чем выше он поднимался, она говорила с Теньером по телефону, несла какую-то фигню, пока Макс как мог тише открывал дверь родительской квартиры её ключами. В кухне полсекунды немного разгильдяй и очень пофигист Макс пытался проглотить сердце, подскочившее к горлу, и одновременно понять, отпито из стакана или нет. Выбивать стакан, впрочем, не пришлось. Теньер сам поставил его на стол. Из глаз у него текла вода.
5.
Мне было пять лет и семья моего друга Саши позвала нашу семью на День Рождения его младшей сестры, которой исполнялся целый год.
Мы торжественно собирались с самого утра, упаковывали подарок, я присмотрела цветы, которые ближе ко времени выхода нужно было срезать для тети Оли, мама отыскала для каждого все самое нарядное – не очень-то тривиальная задача, учитывая советские традиции свозить на дачу “то, в чем можно копать огород”.
Около четырех процессия из меня, Брата, Отца и Мамы вышла с нашего участка, держа в руках разные дары и прикрыв за собой калитку. Мы неспешно прошли соседей номер один и соседей номер два, немного задержались напротив соседей номер три, потому что в прошлом году Костю укусила гадюка прямо вот тут вот.
Мне стало страшно и я начала приставать к взрослым, меня пришлось успокаивать, что змея давно уползла и что у Малеевых нет на участке змей, а мой брат ехидно хихикал, приговаривая – есть, есть у них змеи, две гадюки в огороде – так тихо, что слышала только я.
Помню малеевскую деревянную калитку и как она скрипела и что крючок с неё легко снимался, надо было только просунуть руку на ту сторону, а мне ещё и привстать на цыпочки. Дорожка к крыльцу у них была сделана из сложенных в ряд поручней от метровских эскалаторов. О гостях на веранду сообщал характерный звук шагов.
Навстречу нам выбежал пшеничноголовый Сашка.
Столы стояли в саду, два или три вдоль, и они были все уставлены холодными закусками. Для нас, детей, было на столах даже детское шампанское.
Еды было много, я только помню, что мы не ели “как следует”, а всё время убегали играть, то в шалаш, то в дом, но взрослые нас не ругали, они были слишком заняты торжеством.
Сашкина сестра была прехорошенький карапуз, ей был год, для неё был сделан настоящий огромный торт со свечой, но она быстро устала и захотела спать. Мы же носились до самых сумерек.
Когда стало темнеть мои родители решили уйти, но Дед Малеев уговорил их посидеть ещё и таким образом я впервые в жизни встретила темноту вне дома... если не считать больницу.
И вот мы сидели, сперва за столом, уплетая сласти, пироги и фрукты, слушали разговоры взрослых, медленные и неспешные, и мечтали, наверное, каждый о чем-то своем(по крайней мере я точно мечтала о таком же торте на свой день рождения). Потом для нас вынесли большие взрослые раскладные стулья и поставили вокруг костра. Мы важно расселись в них, повздорив предварительно за лучшие места, и чувствовали себя ничуть не меньше чем рыцари круглого костра.
Середина июля – время, когда ночью уже темнеет, но ещё не настолько, чтоб совсем ничего не видно. Взрослые за столом болтали о своих делах и мы фактически были сами по себе и даже в какой-то момент планировали сбежать в лес. Потом увлеклись чем-то другим и забыли об этом плане.
Так мы сидели, подбрасывая огню поесть и рассказывали страшные истории. Потом нам вынесли картошку и мы стали печь её в углях. Первую партию Сашка спалил совсем и мы с хохотом выскребывали картофельные угольки из фольги и даже, кажется, кидались ими через забор.
Холодало и мне принесли из дома свитер кого-то из взрослых и он пах мелиссой и укропом. В какой-то момент отец поймал для нас ежика. Мы рассмотрели его все по очереди, из дома даже вынесли разбуженную по такому случаю Таню. Потом ежика пришлось отпустить, а с Сашкиной сестрой повозиться, потому что она твердо решила, что начались развлечения и ей никак нельзя пропустить ни одно из них. Её держали на руках все по очереди и убаюкивали, и она даже успела подергать кого-то за усы, но в конце-концов заснула и была возвращена обратно в дом.
Я запрокинула голову и кажется, впервые в жизни увидела звездное небо. Под ним слегка качались огромные старые деревья, а звездочки мерцали и чем дольше я смотрела, тем больше их становилось. В какой-то момент мне показалось, что все небо на самом деле состоит из одних только звезд и темного пространства там на самом деле нет совсем. Мальчишки шуршали в костре и перекидывались какими-то замечаниями, где-то поодаль тихо и спокойно говорили дорогие мне взрослые, пощелкивал огонь. Ночь была полна мягкости и глубины, в ней были неведомые мне раньше звуки и разные восхитительные запахи, и мне казалось, что мы сейчас все очень-очень счастливы, а я, наверное, никогда ещё не была настолько счастлива и что так теперь всегда и будет: голубоглазый весельчак Сашка рядом со мной, и брат, и всегда молодые папа и мама, дом, свет, еда, тепло, и большой таинственный синий лес.
Чуть позже, около половины первого, мы медленно побредем к темному, спящему дому. Отец будет шагать впереди, освещая путь фонариком. Я немного отстану от остальных и буду оглядываться на улицу, упирающуюся в лес. Дорога идет вниз, под холм и на ней четкие две колеи, а в пространстве между ними растут толстые подорожники и мне иногда удается оторвать крупный жилковатый лист, а иногда – нет. Но сейчас этого всего не видно – темная бархатистая синеватая ночь покрывает целый мир. Мне приятно думать, что где-то далеко-далеко сейчас встает солнце и начинается день, а у нас тут темно. Мне тепло и немного хочется спать, всё вокруг кажется таинственным и уютным. Я оборачивалась на лес в котором бродят волшебные звери и бесшумно летают огромные совы, наверное где-то очень глубоко в лесу спит леший. Потом мне кажется, что вон он, тоже смотрит на меня из под той ели, но меня окликает мама и я бегу к воротам, не оборачиваясь.